парусников окутывалась дымами от залпов. Эффектно вставали фонтаны воды от ядер. Шум. Гам. Суета.
И никакого эффекта.
Со стороны же могло показаться, что два флота сошлись не на жизнь, а на смерть…
Спустя час интенсивность стрельбы уже сильно снизилась. Люди устали. Но все равно — работали. Спокойно. Как на полигоне.
Изредка ядра залетали то в один корабль, то в другой. Однако последствия таких попаданий нельзя было назвать серьезными.
Наконец, одному английскому кораблю перебило мачту.
Случайно.
И он стал резко терять скорость и сразу же вывалился из боя.
Остальной английский флот подтянулся, замкнув линию. И начал также отходить, прикрывая свой поврежденный линейный корабль. Чтобы его не добили. Голландцы осторожно поддавливали, но не спешили излишне сближаться.
Начались вялые маневры.
Под аккомпанемент выстрелов. Уже достаточно редких.
Ближе же к вечеру голландцы в виду устья Темзы отвернули и ушли в открытое море. Как адмирал позже отчитывался — дабы избежать атаки неприятельских брандеров. За которые он принял столпившиеся там торговые суда.
Врал, конечно.
Но никто сильно не возражал.
Во всяком случае официально победа была засчитана Голландии. Они ведь сумели вынудить английский флот отойти. В Лондоне же заявили иное. Что, дескать, их корабли сумели отогнать голландцев. И тоже поспешили объявить эту битву своей победой, направленной на защиту торговцев. Истина же, как обычно лежала совсем другом месте, измеряясь весьма крупной суммой денег, переданных нужным людям за правильное поведение адмиралов…
* * *
— Что же делать… что же делать… — нервно приговаривал Фридрих Вильгельм Мекленбургский, нервно вышагивая по залу.
— Чего ты мечешься? — раздраженно спросила супруга, Наталья Алексеевна.
— Ты разве не понимаешь? Карл разобьет твоего брата и возьмется за нас…
— С чего ты взял?
— Мне шепнули на ушко.
— И что хотел этот шептун? Чтобы что? Тебе ведь на ушко не просто так шептали.
— Мне предложили попросится под защиту Карлу самому. Чтобы Мекленбург вошел в состав Швеции как широкая автономия.
— Ах вот оно что… и ты, я надеюсь, не стал давать никаких ответов?
— Пока — нет.
— Не спеши.
— Но потом будет поздно.
— А представь в каком нелепом положении ты окажешься, если мой брат разобьет Карла?
— Это невозможно!
— Ты не знаешь моего брата и племянника. — усмехнулась Наталья Алексеевна.
— А племянник тут при чем?
— А ты не знал?
— Что?
— Именно племянник стоит за реформой армии моего брата. Он умен и деловит не по годам. И покойный Патрик Гордон, очень опытный генерал, прошедший с войнами последние полвека, считал, что Алексей молодец. Первым его поддержал. И прикладывал все усилия к продвижению идей племянника.
— Это лесть… — отмахнулся Фридрих.
— Ну какая лесть? Старый заслуженный генерал, обласканный и приближенный царем, входивший в его ближний круг, доживающий свои последние дни, рьяно поддержал дела племянника. Зачем? Я Патрика таким никогда не видела.
— Странно все это… — покачал головой Фридрих. — Но что делать нам?
— Тихо копить деньги. Брат сможет по очень небольшой цене продать тебе тысяч двадцать-тридцать хороших мушкетов.
— Откуда они у него? Впрочем, не важно… Что мне этим ответить?
— Что подумаешь.
— Мне очень тонко намекнули, что если не дам положительный ответ, то они спросят у Адольфа. — упомянул Фридрих Вильгельм своего родственника Адольфа Фридриха, с которым был вовлечен в тяжбу по разделу герцогства. И если бы не вмешательство Петра Алексеевича, был вынужден ему уступить часть герцогства.
— А мы?
— А мы присоединимся к Августу в Стокгольме. На лечении.
— Вот как? Хм. И как быстро нужно ответить?
— Неделю-другую я смогу потянуть. Потом…
— У тебя есть три тысячи верных солдат.
— Предлагаешь ими начать войну с Карлом? Смешно же.
— Предлагаю с ними отправиться в гости к Леопольду. Погостить.
— И Карл сразу поставит герцогом Адольфа.
— Но кто признает его? Ты то не отрекался. Да и он вряд ли станет выделять ему войска для защиты. Сам знаешь он сейчас собирает все что можно для похода в Россию.
— Если я его признаю своим сюзереном, то для меня ничего не поменяется.
— Если ты его признаешь, то он тебя точно потащит в этот поход. Разве нет? Дополнительные три тысячи солдат. Да еще сверху дополнительная верность тех, кто ранее служил тебе.
— Проклятье!
— Рейхстаг не признает Адольфа герцогом Мекленбурга. Даже если его силой поставит Карл. А мы, уйдя к Леопольду, сохраним определенную свободу. Брат нас не бросит. И Леопольд. Ни тому, ни другому не выгодно усиление шведов. Так что, даже на время потеряв престол, ты его вернешь позже.
— Это риски…
— Риски. — кивнула Наталья Алексеевна. — Однако Леопольд не станет поддерживать тебя, если ты перейдешь на сторону Карла. Равно как и Рейхстаг. А этот швед уже всех утомил.
— Утомил! Всех! — воскликнул Фридрих Вильгельм. — Но он всех побеждает! И с ним вынуждены считаться!
— Война с Россией не такая простая задача, как тебе кажется. Россия огромная страна. Кроме полевой армии у моего брата есть еще около полусотни полков по гарнизонам. От пятнадцати до двадцати тысяч легкой поместной кавалерии. И татары с калмыками, которых тоже немало. Карл может победить в кампании. Тут и спорить не о чем. Может. Но войну ему не выиграть.
— Мне бы твою уверенность… — хмуро буркнул Фридрих Вильгельм.
— Так черпай полными горстями. Я выросла в России и прекрасно знаю с чем ему придется иметь дело. Карл — это образцовый боевой пес. Но куда псу против медведя?
— Я слышал, что турки присматриваются к этой кампании.
— А я слышала, что Людовик уже не знает, как загнать Карла в стойло, откуда его выпустили. Так что можно быть уверенным — турки останутся просто наблюдателями.
Муж на нее посмотрел.
Устало потер руками лицо.
Немного помолчал.
И, наконец, произнес:
— Так ты думаешь, нам нужно навестить Леопольда?
— Да. Никогда не была в Вене. Говорят, там очень красиво, что в моем положении было бы славно. Но на дорогах много разбойников, поэтому нам потребуется вооруженная охрана. Ну и казну тут оставлять не стоит. Чтобы слуги не растащили.
— А что ответить этим? — махнул он неопределенно рукой.
— А ничего не отвечай…
* * *
Петр сидел за столом с закрытыми глазами.
И слушал.
Молча.
Один из приближенных же увлеченно заливал ему в уши очередную порцию гадостей про сына. И с каждым мгновением в нем все сильнее и сильнее закипала кровь. Хотя «наушник» этого не замечал, продолжая обрабатывать царя.
Там, в Москве, после того дурного эпизода, они с сыном сели и начали прорабатывать доносы и всякие слухи. То, что Алексей показал ему на Гагарина Матвея Петровича не было голословными обвинениями. У сына на князя имелось достаточно всякого, чтобы несколько раз его подвергнуть четвертованию. На других представителей рода, кстати, тоже — там ситуация выглядела не лучше. Разве что убийц к верным слугам государевым не подсылали. Хотя воровали отчаянно и в заговоре были по самые гланды.
С сыном тогда вообще глупая и смешная ситуация получилась, задевшая самолюбие царя…
— Взгляни. — произнес Алексей, протягивая отцу письмо.
— Что это?
— Письмо. От министра иностранных дел Франции. Их король, Людовик приглашает меня к себе на службу.
— ЧЕГО⁈
— Приглашаем меня к себе на службу. Министром. И ты знаешь, после того, что ты сделал — я задумался. Серьезно задумался.
— Ты в своем уме⁈
— Сам посуди. Ромодановский специально попустил заговор 98-ого года. Он при любом раскладе ничего не терял. Да и про нынешний заговор он отлично осведомлен, однако… Рассказывал тебе? Вот! А ведь это его прямая обязанность. Однако он у тебя в почете. И его бить ты себе не позволяешь. Идем дальше. Лефорт.
— Стой! — резко прервал его царь. — Не надо про Лефорта!
— Как скажешь, — пожал плечами Алексей. — Если передумаешь — у меня на него целая папочка набралась. Я целенаправленно им не занимался, просто само скопилось. То тут, то там. Впрочем, ты его тоже уважал и бить себе не позволял. Не так ли? А меня — бьешь. Я тащу кучу дел, едва не падая от усталости. А ты, наслушавшись каких-то лгунов и не разобравшись, с кулаками на меня бросаешься. Так что… глядя на это все я честно задумался о переходе на службу к Людовику… Почему нет?
— Ты… ты…
— Я твой сын, которого ты побил по навету. Даже не попытавшись разобраться. Словно я какой-то бродяга, пойманный за воровством морковки в огороде…
— Я же извинился.
— Что мешает тебе завтра снова меня избить? Просто потому,
